Почему взбунтовались именно военные?
 

Монархия в Марокко не казалась более стабильной, чем в других арабских странах, но неожиданность заключалась в том, что попытки революции исходили с той стороны, откуда их не ожидали. Мохаммед V и Хасан II постарались поставить вооруженные силы под свой личный контроль и позаботились о том, чтобы у солдат не было причин для недовольства. Разумеется, кое-что было сделано и для того, чтобы обеспечить лояльность государственных служащих. Дурных сюрпризов трон мог ожидать с этой стороны только от людей, занимающих более низкие, а не высшие посты.

Революции в Египте, Ираке и Ливии были осуществлены офицерами среднего звена, а не генералами. Эти молодые офицеры были выходцами из простого народа, получали скромное жалование и хорошо знали, как живет народ. В той или иной степени их вдохновляла исламская идеология. А какой идеологией руководствовались генералы и полковники, предпринявшие 10 июля 1971 г. и 16 августа 1972 г. попытки свержения тиранического режима в Марокко? Ведь они жили в роскоши при этой системе!

Что побудило к действию этих людей, которые имели все необходимое для комфортабельной жизни, да еще многое сверх того, но ежедневно наблюдали еще более кричащую роскошь? Формально они были осыпаны почестями, но ради этого они должны были унижаться перед теми, кто занимал более высокое положение в иерархии. Может быть, со временем это постоянное самоуничижение стало слишком тягостным? им нужны были не только богатство и новые ордена, как и многим офицерам в других арабских странах? Может быть, ответы на эти вопросы содержатся в протоколах допросов. Остается ждать их публикации.

И все-таки: каковы были мотивы руководителей путчей и их помощников? Под последними я имею в виду тех, кто не принимал активного участия в путчах, но и не предпринял ничего, чтобы сорвать их, а просто выжидал. Объективно эти люди были на стороне путчистов. Только благодаря таким молчаливым помощникам колонна из 1400 солдат смогла проделать длинный путь от Ахермуму через Фес, Мекнес и Рабат до Схирата, а король об этом абсолютно ничего не знал.

В отношении солдат, которые участвовали в схиратском путче, Хасан давал два противоречащих друг другу объяснения. С одной стороны, он утверждал, будто они находились под воздействием наркотиков, а с другой, - что их командиры обманули их, сказав, будто королю угрожают мятежники и их задача освободить и защитить его.

Версия насчет наркотиков неправдоподобна. Тот, кто принял наркотики, может не чувствовать надвигающейся опасности, но его трудно заставить действовать против его убеждений. Свидетели, которые говорят о наркотиках, могут быть искренними: их показания основаны на том впечатлении, которое произвели на них мятежные солдаты: они казались неестественно возбужденными.

Но следует помнить, что под влиянием сильных эмоций люди могут вести себя так же, как под действием наркотиков. Те, кто видел истерические припадки людей во время похорон Насера, легко могли впасть в заблуждение и подумать, что эти люди тоже находятся под воздействием наркотиков.

Еще неправдоподобней вторая теория. Согласно ей, молодые солдаты верили, будто люди, заполнившие королевский дворец, - заговорщики. Но гостями были сплошь высшие государственные чиновники, которые держали в руках бокалы с шампанским и тарелки с копченой лососиной.

Может быть, кое-кого из солдат, участвовавших в мятеже, и в самом деле обманули, но это явно не относится к тем из них, которые направились на радиостанцию, чтобы провозгласить республику. Было бы интересно узнать, что двигало этими людьми. При подобных путчах организаторов обычно ищут, прежде всего, в среде политической оппозиции. Но в данном случае Хасан прямо сказал, что оппозиция не имела никакого отношения к подготовке путча, хотя и намекнул, что есть косвенная связь между критикой его режима и попыткой путча.

Партия Истикляль - монархическая, с ней все ясно. Трудней понять точку зрения марксистского UNFP. Официально он, конечно, за монархию (иначе он не мог бы легально существовать), но среди членов этой партии господствует убеждение, что монархия - лучшая защита тех феодальных правителей, которых следовало бы лишить власти, и самое большое препятствие на пути к вожделенной "социалистической" системе. По мнению этой партии, это единственное решение экономических и социальных проблем страны. Прочие "легальные" партии - всего лишь марионетки, которые пляшут под дудку короля и играют роль придворных шутов.

Это плохо организованная, слабая, большей частью, не пользующаяся никаким доверием оппозиция - лишь часть действительных противников режима. Тот, кто имеет контакты с учащейся молодежью и студентами, знает, что молодое поколение в большинстве своем думает не только о системе, но и о самом короле. Но чем молодежь хотела бы заменить старую систему? Здесь, конечно, начинаются разногласия. Многие видят решение проблем в Исламе, другие надеются на "арабский социализм". Но все с беспокойством смотрят в будущее и все ощущают мучительный контраст между кричащей роскошью тонкого высшего слоя и нищетой широких масс.

Кадеты, которые стояли за попыткой путча в июле 1971 г. и мятежники августа 1972 не имели прочной идеологической основы, у тех, кто говорил от их имени, не было ясной программы. Хотя они и употребляли термин "социализм", это была всего лишь словесная оболочка. Правительственная партия в первом монархическом "парламенте" Марокко тоже называлась "демократическо-социалистической". Но без твердых убеждений не рискуют жизнью, как это делали молодые мятежники.

Народная идеология, которую разделяют почти все марокканцы, а именно Ислам, по природе своей - революционное учение. Благодаря этому на эмоциональном уровне слово "революция" воспринимается в Марокко положительно. Ислам требует от верующего сопротивляться несправедливости всеми средствами.

В рассказах свидетелей драматических событий 10 июля 1971 г. всплывает одна поразительная деталь. Солдаты, ворвавшиеся во дворец, ни у кого не брали денег, а предметы роскоши, украшения и золотые зажигалки бросали на пол и в ярости топтали ногами. Этот небольшой, но примечательный эпизод следует рассматривать в свете иного феномена несравненно больших размеров, о котором говорят везде, в Алжире и Тунисе, в Париже и Вашингтоне.

Нельзя прожить в Марокко и дня, чтобы не столкнуться многократно с этим явлением, от которого страдают как местные жители, так и иностранцы. Речь идет о коррупции. Все общество здесь поражено взяточничеством. Идеальная питательная почва для этого - низкий уровень развития. В бедных странах власть всегда была для многих самым верным путем к богатству.

Марокко, похоже, побило в этой области все рекорды, пусть не мировые, но в Северной Африке и арабском мире оно, несомненно, чемпион. В первой половине 1971 г. один грандиозный скандал следовал за другим. Марокко стало бельмом на глазу даже для США, которые всюду поддерживают консервативные диктатуры, и это привело к отсрочке официального визита Никсона в Марокко. Непосредственным поводом для этого послужил коррупционный скандал, в котором были замешаны высокопоставленные марокканцы, настолько влиятельные и многочисленные, что дело замяли. Все следы вели к королю, его семье и окружению.

Хасан II говорил, что Мадбух был "привилегированным из привилегированных". Но кто дал ему эти привилегии, и не только ему, а и всем руководителям путчей 1971 и 1972 года? Все, кто знаком с положением в моей стране, знают, что вся система привилегий и кумовства зиждется на воле короля. Несмотря на показательные меры против отдельных особо коррумпированных личностей, создается впечатление, что речь идет о правительственной стратегии, нацеленной на то, чтобы связать правящий слой с режимом и нейтрализовать тех ключевых деятелей, - прежде всего, молодых, - которые в противном случае могли бы уйти в оппозицию.

Многие марокканские студенты, которые в годы учебы в Париже или Стокгольме изображали из себя пламенных маоистов или троцкистов, по возвращении в Марокко заняли хорошо оплачиваемые посты, обзавелись виллами в Суисси (богатый квартал Рабата) и счетами в швейцарских банках. Подобные факты есть, и они неопровержимы. А как могут руководители профсоюзов, "вожди рабочего класса", устроить революцию, если они сами разъезжают в автомобилях, подаренных им королевским двором? Это тоже неопровержимые факты.

Перейдем к другим особенностям системы. Специалисты по Марокко, которые до путчей 1971 и 1972 годов слышали от меня, что я не верю в долгосрочные перспективы системы, возражали, что такая политика работает уже сотни лет, и марокканцы и в будущем будут отождествлять власть с богатством, а те, кто возмущается коррупцией, не помедлят ни секунды, если им самим представится возможность поживиться. На этом убеждении основывается и вся политическая стратегия Хасана.

С исторической точки зрения эта аргументация страдает серьезными недостатками. Во-первых, при ней упускают из вида глубоко укоренившиеся исламские традиции, которые учат отвергать земную роскошь. История показывает, что периодически появлялись исламские реформаторы, выступавшие против богатых и власть имущих (что одно и то же). Часто им удавалось поднять бедствующие массы на революционный джихад.

История мусульманства знает много фанатиков типа Савонаролы. Эти реформаторы становились все более многочисленными, потому что им приходилось начинать свою работу с начала: новые властители поддавались тем же искушениям, что и их предшественники. В Марокко такие реформаторы (Альморавиды, Альмохады, в ХХ веке - Эль-Хильба и другие) приходили обычно с юга, из бедных областей Сахары. И сегодня можно встретить этих людей с юга - арабов и берберов, раса в данном случае не играет роли - у въезда в города, где они разбивают свои шатры. Они составляют треть населения трущоб на окраинах больших городов.

Незнание присущих Исламу революционных импульсов - первая ошибка, которую делают "специалисты по Марокко" и король Хасан, а вторая заключается в том, что они не учитывают радикальных изменений, которые происходят в наши дни в Марокко.

Нет больше "китайской стены", которая ограждала прежние диктатуры. Волшебные сказки о бедняке, который стал султаном, в прежние времена, по всеобщим представлениям, описывали единственный путь выхода из нищеты. Сегодня даже в самом жалком трущобном бараке знают, что есть и иные возможности, и другие народы указывают нам путь.

Раньше о богатых говорили, что богатство им даровал Бог. Сегодня о денежных мешках говорят совсем иначе и, не стесняясь, обзывают их ворами. Что еще, кроме ненависти, могут испытывать бедные студенты к тем, кто купается в несправедливо нажитой роскоши, если у них самих нет ни перспектив на занятие государственного поста (70% государственных служащих моложе 40 лет), ни надежд получить место в частном секторе (даже в экономически успешные годы появлялось 100-110 тысяч новых рабочих мест в год, а их должно быть вдвое больше, если учитывать быстрый прирост населения).

В марте 1965 г. в Касабланке против гнета взбунтовались обитатели трущоб. Этот бунт был подавлен столь жестокими мерами, что, как сказал один свидетель, народ после этого теперь долго не поднимется. Безработица среди выпускников университетов и бунт образованных людей - все большая опасность для режима, хотя и не столь легко распознаваемая. Поэтому большинство революций в Третьем мире начиналось не в предместьях, как в Европе XIX века, а в казармах.

При анализе драматических событий 10 июля бросается в глаза еще одно: акты насилия против иностранцев, что совершенно необычно для Марокко, так как марокканцы необычайно гостеприимны.

Если в былые годы случалось нечто подобное, например, в 1907, 1912 и 1953-55 гг., то это происходило в рамках борьбы за независимость. Когда же в Схирате иностранных гостей - послов, врачей, деловых людей - били и даже расстреливали из автоматов, это, разумеется, непростительно, но путчисты были сильно возбуждены.

Чтобы можно было понять эти вещи, надо подробней остановиться на глубинных причинах. Политическая независимость никоим образом не влечет за собой автоматически экономическую независимость, особенно если современный промышленный сектор, ключ к развитию страны, остается в руках бывших колонизаторов, которые эту промышленность и создали.

В т. н. социалистических странах эта проблема была решена путем национализации. В Марокко, которое выбрало "либеральный" путь, политика, направленная на действительную экономическую независимость, должна была бы обеспечить переход собственности иностранных капиталистов в руки граждан Марокко. Но наша буржуазия не хотела и не могла этого сделать. Немногочисленные крупные купцы из Феса ("фасси") не стали современными капиталистами-предпринимателями, как их европейские предшественники в XIX веке. Долгосрочным капиталовложениям в промышленный сектор они предпочли краткосрочные проекты и спекуляции, а также "надежные" вложения в землю, недвижимость, золото и драгоценности.

Поэтому индустриализацию взял в свои руки иностранный капитал. "Либеральному" государству пришлось самому финансировать новые промышленные проекты, иначе это дело целиком досталось бы иностранным капиталистом. Был создан Национальный банк промышленного развития. Необходимый капитал предоставили государство и иностранные финансисты. Отечественным капиталистам по плану предложили 10% акций, но они и их не купили, так что и эти 10% достались иностранным финансистам.

Пожеланиям отечественной буржуазии целиком соответствует "марокканизация" сектора услуг. Пока государство и иностранцы занимаются индустриализацией, этот сектор развивается вслед за промышленностью и приносит большие барыши (в рекламе можно легче и быстрей заработать деньги, чем, скажем, в черной металлургии).

Чиновники тоже активно участвуют в танце вокруг Золотого тельца. Многие из них вышли из буржуазных семей или породнились с ними. Другие сделали из диплома о высшем образовании золотой ключик к государственному казначейству. Во Франции времен короля-буржуа Луи Филиппа буржуа были по природе своей очень экономны и старались не демонстрировать свое богатство. У марокканских нуворишей, наоборот, сильно проявляется свойственная бедуинам наклонность к хвастовству - все или ничего. Во многих кругах Рабата стесняются принимать гостей, если не могут похвастаться хотя бы купальным бассейном в саду своей виллы.

Те, кто не попал на королевский праздник, с трудом подавляли чувство зависти к приглашенным, окруженным неслыханной роскошью гостям. Очень трудно было не испытывать неприязни ко всем этим людям, будь то марокканцы или иностранцы, которые жили в комфорте, недостижимом не только для широких масс, но и для мелкой буржуазии. Те, кто имел достаточное образование и был достаточно умен для того, чтобы доискиваться причин, мог прийти к логическому выводу, что разбогатевшие за счет сектора услуг марокканцы сколотили состояния, прислуживая иностранным капиталистам, заправлявшим в промышленном секторе.

Этот тезис часто встречался на страницах левых марокканских журналов. Их ученые редакторы основательно прочитали своего Маркса и бичевали буржуазию, опору режима, как услужливое орудие "западного капитализма". Но верный своим обычаям режим покупает лояльность этих интеллектуалов и их оценки.

Кадеты из Ахермуму не читали ни Маркса, ни прогрессивных журналов, но они знали, что буржуазия и коррупционеры хранят свои деньги за пределами страны, в сейфах иностранных банков. У них не было четкой идеологии, а были лишь глухое возмущение и гнев. В сочетании с заповедями Ислама этих чувств оказалось достаточно, чтобы поставить режим на край пропасти и показать его уязвимость.

Один француз, живущий в Марокко, рассказывал, что он был у своих марокканских друзей, когда пришло сообщение о схиратском путче. Новости поступали каждый час. Сначала все ликовали, потом приуныли, и каждый поспешил засвидетельствовать свою лояльность королю.

Любой режим неизбежно деградирует, если он перестает учитывать психологические и социальные особенности народа. Это относится не только к монархиям, но и ко многим республикам. В ХХ веке нельзя больше править страной, как в прежние времена, даже со ссылкой на традицию.

Один марокканский "роялист" сказал о Хасане: "Он хочет быть просвещенным, современным монархом и править страной как Мулай Исмаил (султан Марокко с 1672 г. по 1727 г.). Это невозможно".

Марокканское "правительство" состоит не из министров в современном смысле слова, а из рабов повелителя милостью Божьей, воля которого - закон. Абсолютная личная власть всегда сопряжена с большими опасностями и недостатками.\

Я позволю себе усомниться в том, возможна ли вообще такая власть в современном мире, которые становится все более сложным. Тот, кто властвует один, обречен на то, что он будет все более одиноким, пока, наконец, не станет беспомощным пленником своего собственного одиночества. "Он никого больше не слушает. Ему нельзя больше говорить правду", - жаловался один из ближайших советников Хасана, и такие слова можно все чаще слышать в коридорах королевского дворца. Разумеется, об этом говорят вполголоса. Но что еще делать, если коррупция стала формой правления?

Многие вожди компенсируют одиночество абсолютной власти своей харизмой, которая магическим образом связывает их с широкими массами. Когда французским королям не хватало гениальности, ее возмещали помазанием в монархи милостью Божьей. Алавитские султаны ссылались на "бараку", т. е. божественное благословение. Но сегодня подобные трюки действуют все меньше. Есть ли в нынешнем Марокко связь между королем и его народом? Нет. Поэтому все больше граждан считают режим незаконным.

Тех, кто непосредственно наблюдал события 10 июля 1971 г. и 16 августа 1972 г. поразила почти полная пассивность народа. Никакие массы не собрались ни за, ни против короля. Создавалось впечатление, будто все разыгрывается в некоем чуждом мире, бесконечно далеком от простых смертных, у которых нет ни желания, ни возможности вмешиваться.

Правда, темп развития событий не оставлял народу времени на реакцию. Чувство облегчения в связи с тем, что король уцелел, а путч провалился, должно было по идее вызвать взрыв радости в монархических слоях народа. Но этого не случилось.

Отсутствие какой-либо стихийной реакции - еще одно доказательство того, в каком страшном одиночестве на самом деле живут обладатели абсолютной власти. Скорее можно было уловить разочарование, нежели радость по поводу неудачи путча.

Заслуживает внимание еще один аспект путча, хотя его не так легко объяснить. Это непропорционально большая роль, которую играли при этом берберы. То, что королевские вооруженные силы в значительной степени состоят из берберов, общеизвестно. Берберы занимают не только низкие, но и руководящие посты. Большинство генералов, расстрелянных 13 июля 1971 г. были берберы. Этому есть убедительное объяснение: население гор, привыкшее к трудным условиям существования и в большинстве своем состоящее из берберских племен, издавна отличалось особой приверженностью к воинскому ремеслу и военной славе.

Правда, было бы совершенно неверно трактовать этот мятеж, как восстание берберов против арабов. Это Хасан придерживался той же стратегии, что раньше колонизаторы: он хотел опереться на берберов, которых считал более надежными, так как они больше привержены к своим традициям и меньше подвержены веяниям современности. Миф о "благородных дикарях", в данном случае о "добрых берберах" оказался живучим. Но тот, кто опирается на берберов, чтобы защитить отсталый общественный строй, рискует однажды пережить жестокое отрезвление. Да, берберы верны, но они любят и свою свободу и особенно большое значение придают справедливости. Хасан для них безбожник.

Берберы в своей истории редко бывали едиными. Они раздроблены на многочисленные племена и кланы, которые временами враждуют между собой. Убитые в Схирате адъютанты короля тоже большей частью были берберы. Мадбух и другие руководители мятежников тоже были берберы, притом из области Риф. Там народ поднялся в 1958 году. Это восстание было жестоко подавлено королевской армией под командованием принца Мулай Хасана.

В какой степени воспоминания об этой кровавой бане влияли на вождей мятежа? Я не знаю, но можно с уверенностью сказать, что горские племена не забудут своих генералов, которыми они так гордились и на которых возлагали надежды. Они не забудут, как толпа глумилась над их трупами, изрешеченными пулями. Французская поговорка гласит: "Месть это берберское блюдо, которое нужно есть холодным".

Во время восстания 1958 г. люди в области Риф скандировали: "Мы больше не хотим, чтобы нами правили люди из Феса!" Здесь следует сказать, что капиталисты из Феса это частично перешедшие в Ислам евреи. Их непропорционально много в правящей элите и они владеют большей частью народного достояния. Но мятежники скорее использовали выражение "люди из Феса" в переносном смысле, имея в виду вообще прогнивший город с его нагромождением кричащей роскоши и богатства, что вызывало одновременно алчность у разбойников, ненависть у бедняков и отвращение у пуритан.

Все эти факторы сыграли свою роль позже, во время схиратского мятежа. Берберы, более воинственные, более бедные и большие пуритане, чем остальное сельское население, образуют острие копья марокканской крестьянской армии, которая на протяжении многих веков не раз восставала против роскоши и тирании городов, не считая, что бедность это наложенный Богом жребий, которого нельзя изменить. И статистика подтверждает инстинктивные подозрения простого народа, показывая, что более высокий уровень жизни городского населения достигается, по крайней мере частично, за счет сельского населения.

Понять происхождение политического движения часто помогает исследование его дальнейшего развития. В описанном здесь случае, когда движение было задушено в зародыше, такой возможности нет.

Несмотря на это, правомерно задать вопрос, к чему привел бы путч, если бы он увенчался успехом. Многие проводили параллель с событиями в Греции, где в 1967 г. на семь лет установилась диктатура "черных полковников". Но скорее это был бы режим насеровской ориентации. Если бы Мадбух не был убит, Марокко сегодня, возможно, правила бы группа офицеров с исламско-насеровской идеологией.

Те, кто считает оба путча 1971 и 1972 годов просто дворцовыми переворотами, ошибаются; у этих событий совсем иные корни. Остаются проблемы, с которыми сталкиваются все страны т. н. Третьего мира и к решению которых в Марокко всерьез не приступали.

Столетиями народ Марокко жил в бедности, порой в нищете. Однако численность населения продолжала расти. Сегодня она увеличивается в год на 3,2%, а это означает, что через 20 лет население станы удвоится. И все эти люди, у которых большей частью нет перспектив на достойное человека существование, ходят в школу и слушают радио. Транзисторные приемники есть в каждой палатке, в каждом бараке. Время всеобщего безразличия прошло.

События 10 июля 1971 г. и 16 августа 1972 г. потрясли основы старой феодальной системы "махзен", давно себя изжившей. На протяжении 45 лет колониальной эпохи и 30 лет псевдонезависимости богатства страны эксплуатировались в интересах власть имущих и их прислужников.

Основы экономического развития одновременно в высшей степени сложны и, по сути своей, просты. Чтобы больше производить, нужно вкладывать капиталы. Чтобы вкладывать капиталы, нужно экономить. Чтобы экономить, нужно потреблять меньше, чем производится, то есть, ограничивать себя. Столетиями ограничивать себя приходилось только широким массам.

Сегодня массы не хотят больше этого делать. Они видят, как паразитическое меньшинство бесстыдно купается в нажитых нечестным путем богатстве и роскоши. Предположение, будто бремя самоограничения можно равномерно разложить на плечи всех, будет иллюзией; абсолютное равенство невозможно. Но можно, по крайней мере, сделать так, чтобы несправедливость не была столь вопиющей и чтобы бедняки, которые принимают на себя большую часть бремени, получали за свои жертвы приличное вознаграждение.

Это звучит, как прописные истины, но, чтобы они воплотились в жизнь, необходима революция. Если этого нельзя достичь мирными средствами (а бывают и мирные революции, их знает, например, история Швеции), в ход идут кровавые, насильственные методы и страдают от них опять-таки в большинстве своем маленькие люди.

Но у марокканского народа нет выбора. Речь идет о благосостоянии или бедствии целой страны. Либо свершится революция и прогнившая монархия будет свергнута, либо революционеры умрут как свободные мусульмане. В Коране говорится, что там, где правят цари, распространяется коррупция, и свободные люди превращаются в рабов. Ислам первоначально был революционной идеологией и движением, направленным против тирании и наследственной монархии.

Ворота в будущее открыты. 10 июля 1971 г. и 16 августа 1972 г. стали предупредительными сигналами для власть имущих. Хасан II и его цепные псы не смогут сдержать ход истории.

Судьба шаха Ирана должна послужить предостережением для нашего деспота и не только для него, а и для всех марокканцев и иностранцев, которые получают прибыли от его позорного режима.

Роль армии во внутриполитическом развитии страны это феномен, не ограниченный одним т. н. Третьим миром. Когда я приехал в Швецию, я стал изучать историю своей новой родины и узнал, что группа шведских офицеров во главе с генералом Адлеркрейцом 13 марта 1809 г. свергла короля Густава-Адольфа за его неправильную внутреннюю и внешнюю политику. Офицеры арестовали его в стокгольмском замке, а 10 мая того же года этот переворот привел к низложению монархии. Последующие политические реформы стали основой нынешней шведской Конституции и демократии.